На премьере, стоящей под шаром Роджерса, {Лин} понял, что если борьба Элиза была элементом истории Гамильтона, которая вдохновила его больше всего, то само шоу стало частью ее наследия.
(On opening night, standing under the Rogers's marquee, {Lin} realized that if Eliza's struggle was the element of Hamilton's story that had inspired him the most, then the show itself was a part of her legacy.)
На премьере шоу Лин оказался под яркими огнями шатра Роджерса, размышляя о глубокой связи между историей Элизы и самой постановкой. Он признал, что проблемы и устойчивость Элизы были движущими силами его вдохновения для создания Гамильтона. Это осознание сделало для него представление более значимым, поскольку оно подчеркивало влияние ее наследия.
Кроме того, Лин понял, что шоу было не просто пересказом истории, но и дачей устойчивого духа Элизы. Ее борьба и триумфы резонировали на протяжении всего повествования, переплетение ее влияния с художественным выражением Гамильтона. Эта связь подчеркнула важность признания тех, кто проложил путь для будущих поколений.